Трудности перевода
Mar. 27th, 2022 11:37 pm- Москаляку, на гиляку! – зашумели заволновались в Киеве.
- Дай! Дай! Хочу гиляку! – Зачем-то возбудился маленький пу и засучил сучьими лапками.
В поисках гиляки он отправил вежливых в Крым и Донбасс, но не нашел и задумался. Так прошло восемь лет.
– Чего же они мне все хотели подарить? – напряженно думал он, но мысль о том, что ему вот-вот что-то такое дадут, или не дадут, если не напомнить, взрывала утомленный гэбешный мозг, заточенный на спецоперациях с рязанским сахаром.
- Хочу! Хочу гиляку! – Эта мысль не оставляла его в покое ни в постели с Мадонной, в смысле Алины, какой успели заделать четверых детей, выдав их за детей пу, ни в моменты одиночества в бункере, где он в мыслях прибивал щиты на врата Царьграда, не зная, ни где тот Царьград, ни чем эти щиты прибивать. И ничего кроме града не лезло в его оплешивленную голову.
- Градами прибьем, градами. – разгонял себя маленький пу задыхаясь в смраде идеи русского мира.
- Вот только гиляку дадут, как обещали, тут же и к Царьграду. – На этих мыслях он потихоньку успокаивался и засыпал под тоненький писк бункерных крыс.
- На гиляку! – как-то особенно громко прокричал записной агитпроповедник из телевизора, который покупал уже четвертую виллу в Италии и ему приходилось много работать над ипотекой.
Это маленького пу совсем вывело из состояния полудремы в которой он уже пережевал всю русскость русского мира и теперь хотел праздника.
- Спецоперацию проведем. – Торжественно провозгласил он полукалмыку-полунанайцу, с которым вместе часто ходил в тайгу бухать.
– Парад за три дня в Киеве подготовим. Через Беларусь проведем, как санкционку, никто ничего не заметит. Они сами мне давно гиляку хотели дать. Еще с четырнадцатого года кричат. Вводи своих бурятов. – Пу снова засучил сучьими лапками и взглядом отодвинул полукалмыка-полубурята на всю длину своего стола.
- Парадную форму сразу одевать или с собой в пластиковых мешках? – потерялся недогадливый полукалмык, удачно сделавший себе замок в подмосковье и выдав его пу за новую танковую армию.
- Кужутгет твою мать! Мы же воины-ословоители. Кстати, насчет ослов-воителей – надо наших пехотинцев от Рамазана всех туда послать. Дороги они мне. В смысле бюджета. Пусть там заодно и ислам примут, пока мне гиляку ищут. – С этими словами маленький пу отодвинулся от стола и успокоился. Близость обещанной гиляки грела его маленькие ссученные члены. И после прошедшей со знакомым поваром пьянки на двадцать третье февраля мир казался маленьким и совсем пропавшим в его ссученных лапках.
………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………….
Шел тридцать второй день войны. Генерал-лейтенантов уже не осталось, а из тех кто еще имел хоть какие-то погоны со звездочками больше прапорщицких, прятались все. В Кремле короткими перебежками бегала Матвиенко, выдавая себя за Захарову и упорно отказывалась получать повестки от назойливо пристающего к ней полукалмыка-полубурята на имя сына.
- Эмигрировал он. – Раз за разом повторяла она. – Во внутреннюю Монголию по культурному обмену. На двух лошадей Пржевальского для московского зоопарка поменяли. Убери от меня эту бумагу.
Но полукалмык был назойлив. Обещание пу рвать жопу, данное им по телефону и два раза им испытанное на Эльвире и Мишустине стучало в его сердце как пепел Клааса.
Полубурят знал, что из роты кремлевского караула в кремле осталось от силы отделение, из которого два деда, оставив за себя молодых солдат, пошли отоваривать талоны на сахар, забрав при этом последние бюджетные деньги, и очень не хотел идти на доклад к пу ни с чем.
Он знал, чем это грозило. Песков однажды в разговоре с пу неосторожно промолвил, что дочку не выпускают за пределы. Разъярившийся пу приказал считать всех, кто выезжал в зарубежные поездки толерантными к гендеру, и через полчаса трансгендера Лизу везли на призывной пункт, где после короткого обучения сообщили, что теперь ей разрешено выехать в зарубежную поездку в Украину.
Олигархи массово попрошайничали в Бирюлево, а те из них у кого еще оставались наличные всеми правдами и неправдами старались купить себе украинский паспорт. Ходили слухи, что Сечин отдал за такой паспорт свой пятиэтажный особняк и перешел ночью финскую границу в районе Выборга. Шувалов хотел вслед за ним, но его квартиру в Лондоне, которую он обещал за паспорт никто не брал, ни смотря, что он в придачу отдавал три десятка щенков корги. Впрочем, корги, оставленные в самолете на приколе в Шереметьево расплодились так, что занимали весь самолет, и он отдавал их по поводу и без.
- Гиляку. Хочу гиляку! – слышал любой, кому доводилось оказываться внутри здания где теперь постоянно заседал Совет Безопасности. Голос пу звучал криком подстреленного на исходе контракта срочника.
- Разом потримае! – Вдруг раздалось из невыключенного монитора, на котором маленький пу проводил селекторное совещание, смотрел на своих губернаторов, и думал, какого из них ему не жалко. Не жалко было всех.
- Разом, по три в мае? – Подумал маленький пу и заветная мечта о гиляке, о целых трех гиляках уже в мае наполнила его неожиданной надеждой и он не слышал как охрана ССО всаживает в него спецвыстрелы из спецпистолетов.
В воздухе Кремля обильно запахло гилякой.
- Дай! Дай! Хочу гиляку! – Зачем-то возбудился маленький пу и засучил сучьими лапками.
В поисках гиляки он отправил вежливых в Крым и Донбасс, но не нашел и задумался. Так прошло восемь лет.
– Чего же они мне все хотели подарить? – напряженно думал он, но мысль о том, что ему вот-вот что-то такое дадут, или не дадут, если не напомнить, взрывала утомленный гэбешный мозг, заточенный на спецоперациях с рязанским сахаром.
- Хочу! Хочу гиляку! – Эта мысль не оставляла его в покое ни в постели с Мадонной, в смысле Алины, какой успели заделать четверых детей, выдав их за детей пу, ни в моменты одиночества в бункере, где он в мыслях прибивал щиты на врата Царьграда, не зная, ни где тот Царьград, ни чем эти щиты прибивать. И ничего кроме града не лезло в его оплешивленную голову.
- Градами прибьем, градами. – разгонял себя маленький пу задыхаясь в смраде идеи русского мира.
- Вот только гиляку дадут, как обещали, тут же и к Царьграду. – На этих мыслях он потихоньку успокаивался и засыпал под тоненький писк бункерных крыс.
- На гиляку! – как-то особенно громко прокричал записной агитпроповедник из телевизора, который покупал уже четвертую виллу в Италии и ему приходилось много работать над ипотекой.
Это маленького пу совсем вывело из состояния полудремы в которой он уже пережевал всю русскость русского мира и теперь хотел праздника.
- Спецоперацию проведем. – Торжественно провозгласил он полукалмыку-полунанайцу, с которым вместе часто ходил в тайгу бухать.
– Парад за три дня в Киеве подготовим. Через Беларусь проведем, как санкционку, никто ничего не заметит. Они сами мне давно гиляку хотели дать. Еще с четырнадцатого года кричат. Вводи своих бурятов. – Пу снова засучил сучьими лапками и взглядом отодвинул полукалмыка-полубурята на всю длину своего стола.
- Парадную форму сразу одевать или с собой в пластиковых мешках? – потерялся недогадливый полукалмык, удачно сделавший себе замок в подмосковье и выдав его пу за новую танковую армию.
- Кужутгет твою мать! Мы же воины-ословоители. Кстати, насчет ослов-воителей – надо наших пехотинцев от Рамазана всех туда послать. Дороги они мне. В смысле бюджета. Пусть там заодно и ислам примут, пока мне гиляку ищут. – С этими словами маленький пу отодвинулся от стола и успокоился. Близость обещанной гиляки грела его маленькие ссученные члены. И после прошедшей со знакомым поваром пьянки на двадцать третье февраля мир казался маленьким и совсем пропавшим в его ссученных лапках.
………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………….
Шел тридцать второй день войны. Генерал-лейтенантов уже не осталось, а из тех кто еще имел хоть какие-то погоны со звездочками больше прапорщицких, прятались все. В Кремле короткими перебежками бегала Матвиенко, выдавая себя за Захарову и упорно отказывалась получать повестки от назойливо пристающего к ней полукалмыка-полубурята на имя сына.
- Эмигрировал он. – Раз за разом повторяла она. – Во внутреннюю Монголию по культурному обмену. На двух лошадей Пржевальского для московского зоопарка поменяли. Убери от меня эту бумагу.
Но полукалмык был назойлив. Обещание пу рвать жопу, данное им по телефону и два раза им испытанное на Эльвире и Мишустине стучало в его сердце как пепел Клааса.
Полубурят знал, что из роты кремлевского караула в кремле осталось от силы отделение, из которого два деда, оставив за себя молодых солдат, пошли отоваривать талоны на сахар, забрав при этом последние бюджетные деньги, и очень не хотел идти на доклад к пу ни с чем.
Он знал, чем это грозило. Песков однажды в разговоре с пу неосторожно промолвил, что дочку не выпускают за пределы. Разъярившийся пу приказал считать всех, кто выезжал в зарубежные поездки толерантными к гендеру, и через полчаса трансгендера Лизу везли на призывной пункт, где после короткого обучения сообщили, что теперь ей разрешено выехать в зарубежную поездку в Украину.
Олигархи массово попрошайничали в Бирюлево, а те из них у кого еще оставались наличные всеми правдами и неправдами старались купить себе украинский паспорт. Ходили слухи, что Сечин отдал за такой паспорт свой пятиэтажный особняк и перешел ночью финскую границу в районе Выборга. Шувалов хотел вслед за ним, но его квартиру в Лондоне, которую он обещал за паспорт никто не брал, ни смотря, что он в придачу отдавал три десятка щенков корги. Впрочем, корги, оставленные в самолете на приколе в Шереметьево расплодились так, что занимали весь самолет, и он отдавал их по поводу и без.
- Гиляку. Хочу гиляку! – слышал любой, кому доводилось оказываться внутри здания где теперь постоянно заседал Совет Безопасности. Голос пу звучал криком подстреленного на исходе контракта срочника.
- Разом потримае! – Вдруг раздалось из невыключенного монитора, на котором маленький пу проводил селекторное совещание, смотрел на своих губернаторов, и думал, какого из них ему не жалко. Не жалко было всех.
- Разом, по три в мае? – Подумал маленький пу и заветная мечта о гиляке, о целых трех гиляках уже в мае наполнила его неожиданной надеждой и он не слышал как охрана ССО всаживает в него спецвыстрелы из спецпистолетов.
В воздухе Кремля обильно запахло гилякой.